Автор:
7 сентября исполнилось 80 лет режиссеру Дарио Ардженто. Для всех, кто хочет изучить историю кино, кинокритик Артур Завгородний рассказывает о триллерах маэстро еврохоррора.
«Причина неудач кроется в нас самих: не в разбитых зеркалах, а в разбитом разуме»
(«Суспирия»)
Дарио Ардженто – важнейший режиссер джалло, расцвет которого пришелся на 1970-е. Как Леоне преобразил вестерн, так Ардженто отточил триллер. Итальянец взял знакомый образ маньяка и одел его в черный макинтош и шляпу, натянул перчатки и вооружил лезвием. Ядовитые цвета и странные ракурсы, элегантные движения камеры и сюрреалистичные композиции, фетишистские крупные планы, кровь и секс, абсурдное и невероятное. Дарио Ардженто не изобрел джалло (пионером выступил Марио Бава), но он определил его форму.
Итальянский Хичкок, сын фотографа и кинопродюсера, показал ужас и гротеск в повседневности. Шедевры Ардженто, увлеченного поп-артом и архитектурой, открывают врата в царство, где безумие и одержимость решают, кому жить, а кому умирать. Его творчество – тревожная и извращенная фантазия. Когда героя «Кроваво-красного» спрашивают, почему он стал пианистом, через персонажа отвечает сам автор: «Мой психоаналитик говорит, что в подсознании я ненавидел своего отца, и, ударяя по клавишам, я как бы выбиваю ему зубы. На самом деле, я просто люблю музыку». Поняли? На самом деле, Ардженто просто любит кино. Или, как говорит персонаж «Суспирии»: «Как материалист и психиатр, я убежден, что вера в колдовство и оккультизм является частью психического расстройства».
Джалло – это всегда истории преступления и расследования, где переплетаются образы извращенной сексуальности, жестокого насилия, паранойи и нигилизма, однако эти образы у Дарио Ардженто служат не столько сюжету, сколько атмосфере картины. Правдоподобная детективная история никогда не была смыслом джалло, который сравнивают с порнофильмами. Нарушая законы вкуса, итальянец выдвинул на первый план эстетику. Кино Ардженто, который начал свою карьеру кинокритиком, утверждая, что психология, лежащая в основе его картин, не фрейдистская, а юнгианская, – это королевство сочного визуального и звукового богатства. Странность арджентовских кошмаров чисто кинематографическая.
Правильно говорят: коммерческое искусство рискует стать проституткой, а так называемое высокое искусство рискует превратиться в старуху. Но только не кино Дарио Ардженто, чей подход к повествованию поразительно индивидуален и опознаваем. Творчество культового режиссера, которого объявили Висконти насилия и Годаром крови, барочное и зловещее, загадочное и сюрреалистичное – то есть полная противоположность голливудской традиции. Мешая хоррор с нуаром, породив тем самым классический американский слэшер, он изобразил жизнь как ловушку сошедшего с ума буржуа.
«Птица с хрустальным оперением» (1970)
Дебют Дарио Ардженто – прекрасное начало для знакомства с джалло. Герой триллера «Птица с хрустальным оперением» – писатель, который, прогуливаясь по ночному Риму, замечает, как в галерее современного искусства фигура в черном, держа нож, убегает, оставляя раненую девушку на полу. Писатель бессилен: он наблюдает сквозь витрину – как зритель, глядя на киноэкран. Но что видит герой: реальность или постановку?
Одержимость и вуайеризм – главные темы творчества Ардженто, у которого детективом становится творец, ныряющий в параноидальный психоз. Расследование писателя – классического героя нуара, охваченного страхом и сомнением, – приводит его к картине: на ней изображена женщина, на которую напал мужчина с лезвием. Искусство становится ключом к познанию истинного лица и мотивов маньяка.
Сделанная с оглядкой на «Кровь и черные кружева» Марио Бавы, снятая оператором Витторио Стораро и озвученная маэстро Эннио Морриконе, «Птица с хрустальным оперением» была чрезвычайно успешной, хотя история и форма самые обычные. Триллер привлек внимание к итальянцу, и он двинулся дальше, но не бежал из жанрового гетто.
«Кроваво-красное» (1975)
Если «Птицу с хрустальным оперением» еще можно воспринимать как фильм Бавы, то «Кроваво-красное» мог снять только Дарио Ардженто. Два джазовых пианиста показаны как искаженные отражения друг друга. Одного мучают душевные раны, другого – убитая соседка. Кровавые убийства, замурованная комната и рисунок на стене ведут героя к извращенной любви матери к сыну. Ардженто придумал самую страшную мать со времен Альфреда Хичкока.
Подобно писателю в «Птице с хрустальным оперением», музыкант в «Кроваво-красном», поворотном у режиссера, путается в воспоминаниях. Он не видел киллера, но видел картину на месте преступления, которая потом пропала. А может, не было никакой картины? Вдруг показалось?
Созданное под влиянием «Фотоувеличения» Микеланджело Антониони, «Кроваво-красное» – первая картина Дарио Ардженто, которая была озвучена рок-группой Goblin. Мелодия, между прочим, похожа на главную тему «Экзорциста» Уильяма Фридкина. Детектив закрученный, кукла в смокинге со зловещей улыбкой, а все тайное становится явным в заброшенном особняке, как положено в хорроре, и заканчивается триллер отражением главного героя в луже крови, ошеломленного тем, что он пережил. Персонаж, как зритель, обнаружил в кроваво-красном бездну, о существовании которой никто не подозревал. Таковы дикие кошмары Ардженто.
Читайте также: Эстетская мизантропия. Джалло как традиция еврослэшера
«Суспирия» (1977)
Самый популярный фильм итальянца. «Суспирия» – хоррор о девушке, которая оказывается в мире магического, мистического и оккультного, утопая в агрессивном красном и синем под жуткие «ла-ла-ла» группы Goblin. Образец формализма и психоделического ужаса, который не пугает, а завораживает. Хоррор подтверждает, что язык Дарио Ардженто – визуальный, а предмет его полотна – смерть.
«Суспирия», навеянная диснеевской «Белоснежкой», стала первой главой «материнской трилогии». Что самое прекрасное в этом сказочном еврохорроре – это потрясающая искусственность истории. Школа танца – не просто цитадель ведьм, а экстравагантный памятник, где страдания – это фантазии маньяка (он же режиссер и зритель). Хрупких девушек сводят с ума и убивают, собака-поводырь впадает в ярость, личинки падают с потолка, а за стенами пробуждается одна из трех матерей зла.
Представьте, если бы Роман Полански снял «Алису в стране чудес», соединив «Отвращение» и «Кабинет доктора Калигари». Ардженто создал симфонию движения, цвета и звука, поэтому «Суспирию», где все герои и злодеи – женщины, а мужчины слепы и немы, справедливо называют пиком его трэш-эстетики. Поездка на такси в шторм никогда не была настолько живописной.
«Дрожь» (1982)
Мастер итальянского хоррора, жанра до сих пор маргинального, не отвернулся от корней. «Дрожь» – современный фильм ужасов, где нет монстров или ведьм, а весь ужас – это изуродованное воображение писателя детективных романов, который начинает расследовать жуткие убийства, когда полиция обнаруживает жертву, чей рот набит страницами его бестселлера.
Маньяк по традиции орудует в паре черных кожаных перчаток, сверкая острым лезвием. Подобно «Птице с хрустальным оперением», искусство становится оружием, когда киллер заявляет автору, что черпает вдохновение в его книгах. И смысл психоза маньяка по классике жанра таится в прошлом – в похотливой женщине в кроваво-красных туфлях.
Зритель снова попадает в ловушку иллюзий сумасшедшего, и как любой фильм Дарио Ардженто, этот тоже об одержимости тайными грехами, которые не отпускают. Говорят, дьявольской красоты «Суспирия» повлияла на фаната, который стал преследовать мастера макабра, и Ардженто взял и придумал «Дрожь». Но даже если бы история оказалась вымыслом, режиссер наверняка сочинил бы ее для нового триллера, который положил конец всему джалло.
«Опера» («Ужас в опере», 1987)
Ария насилия – роскошный эпилог золотой эпохи Дарио Ардженто. Маньяк преследует оперную певицу, которая после гибели всемирно известной дивы получает главную роль в авангардной постановке «Макбета» Джузеппе Верди под руководством режиссера, известного своей карьерой в фильмах ужасов – то есть как бы самого Ардженто.
Среди поклонников появляется навязчивый психопат, только здесь «человек без лица» заставляет молоденькую жертву смотреть, как он пачкает руки кровью. Заставляет смотреть долго и внимательно, с заклеенным ртом и широко открытыми глазами: под веки девушки он приклеивает острые иголки. Помните связанного ремнями героя «Заводного апельсина»?
Джалло с убийствами как ритуалом – обращение режиссера к публике, которая в ужасе закрывает глаза. Образ беспомощного наблюдателя – это выразительный ответ автора на брезгливость впечатлительных критиков и мощное изображение вуайеризма. «Опера» – о дистанции между реальностью и зрелищем. Ардженто, который однажды хотел поставить «Риголетто» Верди, пугает мрачным миром, где художник и зритель объединяются, как классика и хэви-металл, жертва и маньяк, а искусство становится источником великих мучений.
