Автор:
«Это значит, что мир на земле будет только тогда, когда между людьми будет благоволение. Нужно не молиться Богу, а действовать по-Божьи».
Ослепляющий белый экран, весь свет исходит из чистого, буквально источающего мороз снега. Словно ковер, он лежит недалеко от усадьбы. Кто-то вдалеке зовет маленькую Зою домой. Больше тишины и спокойствия не будет ни в фильме, ни у героев, с которыми зрители скоро познакомятся. Короткий эпиграф начинает повествование, показывая «мир» во всей красе – где полнейшая тишина, и дети играют. Буйство, конструктивные конфликты и словесные «войны» царят в самом доме – там уже темнее, теплее, а в лежащие на полу тени не хочется заходить.
В одной комнате находятся пять совершенно разных человек – не по статусу, а по взглядам: Ингрида, Ольга, Мадлен, Эдуардо и Николай. Где-то в соседней комнате умирает генерал, муж первой упомянутой госпожи. Кто кому приходится в этой компании – в принципе, вопрос вторичный, потому что иначе у них бы не получились таких конструктивных диалогов. Словно в театре абсурда, Кристи Пую оставляет своих героев в замкнутом пространстве, где они обсуждают темы, по масштабу намного превосходящие эту самую недорусскую усадьбу.
Пятеро сначала ходят из угла в угол, периодически принимая подносимые слугами напитки, что, впрочем, совершенно не отвлекает их от сути разговора. Эта беседа – словно музыкальная композиция, исполнение ее как будто происходит в консерватории; однако дирижер почему-то отсутствует, и где та самая долгожданная пауза – никто не знает. Добро и зло, жизнь и смерть, вера и безверие, что значит война, являются ли русские европейцами, возможен ли Европейский Союз в принципе – Пую адаптирует текст философа Владимира Соловьева под киноэкран и доказывает актуальность того, что было написано еще в XIX веке. Только самой русской речи здесь и нет – в коротких эпизодах, когда хочется выпить чаю или коньячку, да даже после предложения такого разнообразия напитков в ответ «звучит» лишь кроткое молчание. Ингрида, Ольга, Мадлен, Эдуардо и Николай разговаривают на французском; этот язык используется исключительно для серьезных разговоров – то же можно встретить и у Льва Толстого в «Войне и мире», когда о жизненно важных вопросах разговаривали на иностранном языке. Хотя лучше толстовство здесь не упоминать – сам Соловьев не разделял эту философию, что и следует из его текста.
В «Конце игры» Сэмюэла Беккета главный герой, слепой инвалид, сидит в кресле и постоянно зовет к себе своего слугу. Ему скучно и одиноко. Приятным человеком он в принципе не может быть – в силу своего загадочного прошлого и специфического характера. Бедный слуга потакает хозяину, но и у него не всегда хватает терпения. Так они вдвоем и обсуждают вопросы жизни и смерти, омерзительно обзывая друг друга. У Пую локация не меняется, герои только переходят из одной комнаты в другую, при этом трансформация не показана на экране. Картина делится на 6 актов, чтобы хоть как-то проиллюстрировать движение. Трехчасовой картине как раз движения и не хватает – поэтому не каждый зритель досидит до ее конца, тем более слушая философию с киноэкрана.
Как и у Беккета, слуги тоже иногда не приходят на звук колокольчика, пожилые родители, конечно, не врываются, однако умирающий генерал за стеной прерывает беседу пятерых, интересуясь смыслом интернационала. Отличные от господ по статусу и обязанностям, слуги и генерал оказываются единственными, кто может не поддаться этому трансу платоновских диалогов. Дело даже не в том, что они не принимают в них участие – просто они уже знают, что будет.
