Автор:
После антисоветского дебюта «Жизнь других», правильно дергающего за все нужные ниточки, и одного из худших шпионских триллеров в истории «Турист» режиссер Флориан Хенкель фон Доннерсмарк взялся за романтическую драму о художнике, который стал заложником эпох.
Будучи студентом в разделенной войной Германии, юный Курт Барнерт (Том Шиллинг) вынужден изображать на холстах и стенах единство пролетариев. Социалистические идеалы вызывают у парня отторжение, а у немецкого режиссера желание сравнить коммунизм с нацизмом. Понятно, что рано или поздно творец сбежит на Запад, и не один, а с молодой женой Элли (Паула Бир), в которую влюбился в академии. Курт рисует, Элли шьет, но он даже не подозревает, что отец юной леди (Себастьян Кох, который играл драматурга под надзором в «Жизни других») – нацист, работавший в рейхе врачом и отправивший его душевно больную тетю в газовую камеру, потому что в гитлеровской Германии неполноценных нет.
Сюжет банальнее не придумать. Но и это не все. Удивительно, как настолько классическую историю Флориан Хенкель фон Доннерсмарк умудрился рассказать так плоско. Лица гладкие, взгляд ясный, одежда чистая. Вылизанная картина лишена жизни и далека от жизни, потому что снята по учебнику, отчего непонятно, как быть с этой мелодрамой, растянутой на эпичные три часа, место которой скорее на малом экране. Как ни странно, но правды в агитационном соцреализме было больше, чем в этом произведении буржуазного искусства, где зритель только и ждет, когда и как художник узнает правду.
Фильм начинается в преддверии войны, где маленький Курт в галерее рассматривает «дегенеративное искусство». Милой и любимой тете Курта, которая на глазах у ребенка играет на пианино абсолютно голая, потому что «это и есть красота», полотна художников-авангардистов нравятся, а фюрера, которому она вручает букетик, за что получает флажок со свастикой, ненавидит, как и всю систему, которая ее и убивает. Девушку называют сумасшедшей, а ее жизнь – бессмысленной, потому что она мыслит не так, как все. Режиссер проскакивает войну, чтобы нехитрым образом перекинуть мостик между Третьим рейхом и Советским Союзом, где уже не тетя Курта, а сам Курт, увлекающийся живописью, «мыслит не так, как все». В дурдом парня не отправляют, но учат, что «я» и только «я» ведет к неудачам, и что нет никакой художественной свободы и творческой независимости – служить обязан народу.
Однако радикализма нет ни в главном герое, списанном с живого художника Герхарда Рихтера, ни в форме или посыле фильма, очень пресном и беззубом. Кроме общения с сердитым отцом Элли, который раньше работал на нацистов, а теперь на советы (еще один мостик), рассказ никак не обостряется. Герои Тома Шиллинга и Себастьяна Коха – два полюса: искусство и наука, хаос и порядок, гуманизм и рационализм. Но это противостояние оборачивается лишь жиденькой попыткой режиссера разыграть саспенс, который заканчивается тем, что Курт на холсте соединяет живопись и фотографию, вымысел и реальность, союз которых глаголет истину. Монохромные полотна, создаваемые прямо на глазах у зрителя, становятся подлиннее фотографии. Правда становится настоящей, цельной, неподдельной.
«Работа без авторства» (так называют творчество героя за недостаточную субъективность), видимо, не столько про трагическую судьбу творца, хотя не такая уж эта судьба и трагическая, и не столько про мелодраму с дочерью врача, который носит фуражку с черепом, сколько про значение искусства, потому что окружающее главного героя «искусство» – товар. Правда, товар ради социалистической идеи все же выглядит убедительнее и ценнее, чем товар ради товара, так что от автора фильма достается не только соцреализму, но и авангарду – голые мужики красят свои тела, а женщина полосует холсты. Однако автору в этой «работе без авторства» интересны не смыслы, а отношения персонажей – поверхностные отношения милых людей в чудесных пастельных красках и плавных движениях камеры оператора Калеба Дешанеля, подчеркивающего взгляды героев, за что был номинирован на золотую статуэтку.
Режиссер пытается стереть грань между фантазией и биографией Герхарда Рихтера, пережившего изнасилование матери, самоубийство отца, которого якобы заставили вступить в ряды нацистов, гибель дядей на Восточном фронте и одноклассников при бомбардировке Дрездена. Жизнь художника укладывается в несколько сухих строк: родился в Дрездене, пережил нацизм, Вторую мировую войну, а при советской власти перебрался на Запад. И не бежал, а именно перебрался. Во всяком случае, так показано в фильме, где единственным серьезным конфликтом являются отношения главного героя с отцом его жены, а смешной шуткой – сказать «Drei liter» вместо «Heil Hitler». Вдобавок чувство неловкости вызывает сцена, где советский офицер (Евгений Сидихин) благодарит врача-нациста, который принял роды его жены: «Кто спасает одну жизнь, спасает весь мир», после чего спасший «весь мир» нацист, от которого веет холодом, характерным для морга, оказывается под защитой советского руководства. Пардон, что? Еще один мостик? Сам же Рихтер заявил, что фильм, названный режиссером биографией Германии, «сильно искажает его биографию».
Так о чем же кино, которое Флориан Хенкель фон Доннерсмарк нескромно сравнивает с «Гражданином Кейном»? О поиске правды, конечно же. О поиске себя в искусстве, которое при тоталитаризме и заложник, и ковчег. Великое искусство глубоко биографическое, потому что страдания гонимого артиста выражаются в его творчестве. Искусство, где «свобода – не иллюзия», становится образом твердости духа художника, который верит в то, что рисует. И как же обидно, что от этого меланхоличного искусства об искусстве не чувствуешь ничего. Название не обманывает – это в самом деле «работа без авторства».
